Бесценных слое мот и транжир…”

Прошедший XX век был веком колоссальных общественных противоречий и потрясений. Каждый век нуждается в собственном поэте, который сделал бы “боль времен своею собственною болью”. Таким поэтом своего времени был Маяковский; с его мощной, властно вошедшей в наше сознание и литературу поэзией связано очень многое. Он первый, используя свой необыкновенный ритм, соединил политику и лирику.

Вся его любовь к человеку вылилась в мощную струю нового искусства. В поэме “Человек” он пишет: “И только боль моя острей, стою, огнем объят,

на несгораемом костре немыслимой любви”.

Он верил в революцию, боролся стихом с ее врагами, видя их не только в Колчаке и Деникине, но и в советских, новых мещанах, “дряни”. А сегодняшние противники поэта не хотят этого замечать. Не знают они и другого: есть ранний Маяковский, тонкий лирик, необычайно одаренный стилист, подлинный новатор стихосложения, экспериментатор в области формы. Располагая стихи “лесенкой”, он добился того, что каждое слово стало значимым, весомым.

Рифма его необычайная, она как бы “внутренняя”, чередование слогов не явное, не очевидное – это белый стих. А как выразительна ритмика его стихов! Кажется, будто ритм в поэзии – самое главное, сначала рождается он, а потом уже мысль, идея, образ.

Послушайте!

Если звезды зажигают,

Значит, это кому-нибудь нужно…

В юности Маяковский был связан с футуристами, но он пошел дальше своих собратьев по перу и сумел раздвинуть рамки своего творчества, чтобы стать на голову выше всех. После революции имя Горького стало символом буревестника революции. Блок воспринимался “как трагический поэт эпохи”, услышавший музыку революции. Маяковский вошел в нашу культуру поэтическим знаменосцем Октября, первым поверившим в светлое будущее страны. Каждый поэт рано или поздно дает оценку своему творчеству, а Маяковский верил, что его поэзия будет нужна народу.

Если многие не понимали поэта, считая его временным глашатаем революции, то сам Маяковский утверждал обратное. “Мой стих громаду лет прорвет и явится весомо, грубо, зримо, как в наши дни вошел водопровод, сработанный еще рабами Рима” – писал поэт в поэме “Во весь голос”.

Уже в ранних стихах он нашел необычные и мощные способы выражения антивоенных мыслей:

По черным улицам белые матери

Судорожно простерлись, как по гробу глазет.

Вплакались в орущих о побитом неприятеле:

“Ах, закройте, закройте глаза газет!”

Нестандартные абзацы, со временем превратившиеся в знаменитую лесенку, большое количество неологизмов, превращение привычных слов в нестандартные, скрытый юмор, часто переходящий в сарказм, – это далеко не полный перечень новаторства поэзии Маяковского. В лирике он оставался верен этим приемам. Даже в такой социальной поэме, как “Хорошо”, он не удерживал свою лирическую фантазию. “…В деревнях – крестьяне. Бороды веники.

Сидят папаши. Каждый хитр. Землю попашет, попишет стихи”; “Лишь лежа в такую вот гололедь, зубами вместе проляскав – поймешь, нельзя на людей жалеть ни одеяло, ни ласку”; “Если я чего написал, если чего сказал – тому виной глаза-небеса, любимой моей глаза”; “Не домой, не на суп, а к любимой в гости, две морковки несу за зеленый хвостик…”

Мало поэтов, которые умели совместить реальность разрухи, социальную и революционную страсть с нежной лирикой любовного признания:

Я

много дарил

конфет да букетов, Но больше всех

дорогих даров Я помню

_ морковь драгоценную эту И полполена

березовых дров.

И конечно, поет не был бы самим собой, если бы после описания этого голода и холода не добавил:

Мне

легче, чем всем, – я Маяковский. Сижу

и ем

кусок конский…

Поэты способны предчувствовать, предугадывать. Молодой Маяковский предугадал самого себя, свое творчество, сказав: Я сразу смазал карту будня…”

Действительно, в его творчестве есть все, что угодно, кроме обыденности. Возможно, потому, что он умел играть “ноктюрн на флейте водосточных труб”…

Маяковский был сложной, противоречивой натурой, но он был настолько глубок в своих сомнениях и прозрениях, что рядом в ту пору по силе идеи, выраженной в его стихах, сопоставить было некого. Многие поэты, не приняв революции, уехали в другие страны, другие творили в более интимном, узком масштабе. Даже Есенин, певец тончайших оттенков человеческой души, не смог понять всего размаха происходящих событий.

Маяковский пишет о тяжелом труде поэта: “Поэзия – та же добыча радия, в грамм – добыча, в год – труды: изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды”.

Наш современник Е. Евтушенко очень точно сказал, что поэт в России больше, чем поэт. Это полностью можно отнести к Маяковскому. Как он хотел был понятым! Какой только травле он не подвергался, но оставался верен себе, не поменял убеждений в зависимости от смены власти. Он верил, что сумеет быть понятым потомками.

В своей предсмертной поэме “Во весь голос”, которую он успел закончить, поэт писал: “Я к вам приду в коммунистическое далеко, не так, как песенно-есенинский про витязь. Мой стих дойдет через хребты веков и через головы поэтов и правительств”.

Сразу после его похорон Марина Цветаева писала: “Боюсь, что, несмотря на народные похороны, весь плач по нем Москвы и России. Россия до сих пор не поняла, кто ей был дань лице Маяковского”.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)

Бесценных слое мот и транжир…”