Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой
княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой
человек с определенными и сухими чертами. Все в его фигуре, начиная от
усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую
резкую противоположность с его маленькою женою. Ем видно, все бывшие в
гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему та, что и смотреть на
них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц,
лицо его хорошенькой жены,
гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он
поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел все общество.
-Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая
показывает, что терпение истощено.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его,
дружеском, ласковом, все-таки выражалось сознание своего превосходства.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь
Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед.
Все его дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея:
все было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано
тесемочками.
Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял,
перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было
нежно и насмешливо.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и
нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь
Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой план, составленный им, план
атаки.
Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни
милы мне дорогие многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне
люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам
сейчас за минуту славы, торжества над другими людьми, за любовь к себе
людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей.
И все-таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этою
таинственною силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом
тумане.
Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, разраженным и вместе с тем
сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной
минуты.
Глядя на знамя, ему все думалось: может быть, это то самое знамя, с
которым мне придется идти впереди войск.
“Вот она наступила решительная минута! Дошло до меня дело”, подумал
князь Андрей и, ударив лошадь, подъехал к Кутузову.
– Ребята вперед! – крикнул он детски пронзительно.
“Вот оно!” – подумал князь Андрей, схватив древко знамени и с
наслаждением слыша свист пуль, очевидно направленных именно против
него.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в
руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам, не зная
того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон
казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что
происходило между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими
по нему облаками. Ему было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни
стоял над ним, что бы ни говорил о нем; он рад был только тому, что
остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и
возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому
что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы
пошевелится и произвести какой-нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и
произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)Андрей Болконский