“Любое искусство не дает никакой пользы”, – такой парадоксальною фразой завершается предисловие к самому известному произведения Оскара Уайльда “Портрет Дориана Грея”. Мы привыкли к мысли о том, что искусство воспроизводит мир. Какой именно мир воспроизводит искусство? Мир реальной жизни или мир художественной мечты? Мы говорим, что мир, созданный искусством, является альтернативным миру, созданного жизнью. Для некоторых он даже становится главным, реальным самой действительности. До таких художников принадлежал Оскар Уайльд.
Собственно, сторонники “полезного” искусства имеют виду лишь одну из многих течений в литературе XIX века – искусство реализма.
Роман Оскара Уайльда “Портрет Дориана Грея” внешне выглядит как типично реалистичный. Он даже имеет своего предшественника в литературе – “Шагреневая кожа” роман Бальзака. Но у французского романиста фантастическим является лишь предположения, что загадочная кожа может уменьшаться, выполняя желание своего хозяина, даже против его воли. В целом герой Бальзака погружен в свою социальную среду. В романе органично переплетаются романтизм и реализм как синтетическое художественное мироощущение, не только синтезирует типичные черты романтизма и реализма, но и создает новый мир, подобный художественных миров в других произведениях Бальзака и одновременно отличается от них.
“Портрет Дориана Грея” тоже имеет фантастическую основу. Художник Бэзил Холлуорд, увлекшись чрезвычайно красотой юноши, рисует его портрет, который становится тайным шедевром самого художника. Тайным? Так как Дориан прячет портрет подальше от человеческих глаз, подаренный Бэзилом. Ведь портрет, пожеланию самого Дориана, принимает на себя все изменения во внешности хозяина, связанные с течением лет и неправедным образом жизни, с преступлениями, прямыми и опосредованными. Портрет постепенно стареет и становится уродливым. Герой произведения остается молодым и красивым. Жертвой своего идола становится художник Бэзил, которого Дориан убивает, когда он, ошеломленный, видит свою очень измененную картину.
Как и в “Шагреневой коже”, в романе Уайльда герои пытаются найти реальное объяснение фантастическим изменениям. Герой Бальзака прибегает к ученым, чтобы определить, каким образом можно растянуть или уничтожить волшебную кожу, которая все уменьшается. Но научные приборы во время опыта выходят из строя, а кожа остается неповрежденной. В “Портрете Дориана Грея” Бэзил высказывает предположение, что он ошибся в сочетании красок, которые начали портиться, искажая прекрасное лицо, изображенное на портрете. Мировому искусству известны такие фатальные ошибки, приводящие к разрушению художественных шедевров еще при жизни их авторов. Так, невыясненной остается причина разрушения прославленной “Тайной вечеря” Леонардо да Винчи. Но известно, что Леонардо был не только великим художником-экспериментатором, но и замечательным математиком и инженером, который умел правильно рассчитать любой эксперимент. Существует также другое предположение причины гибели шедевра – нематериалистической. Его выразил Дмитрий Мережковский в романе “Воскресшие боги”. Российский писатель видит в этой истории расплату за постоянную борьбу в душе художника Христа и Антихриста, добра и зла, христианского отречение и языческой чувственности. То есть дело не в ошибочном смешивании красок.
Дело не в красках также и в истории с Портретом Дориана Грея. Финал этого романа не менее загадочный, чем история с “Тайной вечерей” Леонардо да Винчи. Дориан пытается уничтожить портрет, который постоянно напоминает ему о совершенных преступлениях. Персонаж разрезает ножом собственный портрет, и ночь прорезает страшный крик, а когда напуганные слуги вбегают в комнату, видят безобразного старика, убитого ножом в грудь, а рядом с ним портрет, на котором изображен прекрасный юноша. Больше впечатление производит то, что мы не видим, как это перевоплощение происходит: когда герой втыкает нож в портрет, писатель сразу переносит читателей за пределы комнаты, а второй сюжет мы попадаем сюда уже вместе со слугами. Такая внезапная смена угла зрения с внутренней на внешнею будто отражает неожиданную смерть субъекта повествования, главного героя Дориана Грея. Этот финал еще более фантастический, чем финал “Шагреневая кожа”, где загадочная кожа, в итоге сократившись, уносит жизни Рафаэля и исчезает на наших глазах с ладони испуганной возлюбленной героя.
Бесспорно, модернистский роман, “прорастает” сквозь жизненное подобие, типичность характеров “Дориана Грея”, поубавлено агрессивности современных триллеров. Эстетизм Уайльда больше напоминает движение хиппи в XX веке – своим противостоянием благопристойном обществу с его идеалом прагматизма и благоразумия.
Но чужие для реализма поэтика и стилистика главного произведения английского эстетизма действительно “прорастают” необычным для нас образом. Другие качества жизни появляется на всех уровнях произведения. Возьмем, например, характеры. Мы привыкли к тому, что характеры в литературном произведении, во-первых, должны быть типовыми, то есть отражать характерные черты эпохи, во вторых, имеют раскрываться по принципу психологической индивидуализации образа. Согласно этому, у читателя должно возникать чувство симпатии или антипатии к персонажам.
Почему же мы не можем, хотя бы и хотели, сочувствовать в полной степени несчастной Сибилле Вейн, семнадцатилетней актрисе маленького театра на окраине столицы? Ведь она совершила самоубийство после того, как ее грубо оттолкнул любимый Прекрасный Принц Дориан Грей. Не можем пожалеть и ее брата-моряка, который, желая отомстить за сестру, случайно погибает во время охоты. Мы не сочувствуем даже художнику Бэзил, коварно убитому Дорианом. Почему же? Возможно, мы имеем дело с романом, построенным на совершенно ином, чем в реализме, принципе создания художественного образа? НЕ психологизм, а парадоксальность как интеллектуальная игра ума, парадоксальность как игра слов, парадоксальность как искрометная, блестящая игра стиля?
Лорда Генри, главного интеллектуального героя романа, соблазнителя Дориана Грея, зовут Принц Парадокс. Цель его жизнь – логично довести до абсурда любые устоявшиеся формы общественного мнения и таким образом вызвать интерес у людей, то есть производить впечатление, влиять на них. Это – одна из форм самоутверждения человека – форма театрализованного интеллекта алчной игры, рассчитанной на зрителя. Кто этот зритель – лорду Генри безразлично. Он тратит блеск своей парадоксальной остроты не только в обществе университетского приятеля Бэзила и юноши Дориана, которого хочет очаровать, но и в светском обществе своей тетушки, произнося свои мысли эстета.
Как действует лорд Генри? Скажем, существует очевидная мысль о том, что молодость неизбежно связана с рядом ошибок. Принц Парадокс возвращает эту банальную истину другим, неожиданным боком: чтобы вернуть молодость, надо повторить все ошибки своей юности. Светское общество пожилых людей в восторге от этого парадокса и от самого лорда Генри. Это была блестящая импровизация. Лорд Генри выступает не только с монологами, которые мы хотя и не слышим, но можем оценить по реакции слушателей. Когда лорд находит достойного соперника, то начинает диалог, больше похожий на поединок или игру с мячом: собеседники выкручиваются короткими многозначительными фразами, не останавливаясь для размышления. Единственная цель такого диалога – обмен неожиданными ассоциациями. Достойным собеседником лорда становится, например, герцогиня Монмаут, хорошенькая жена шестидесятилетнего старика. Их многозначительные диалоги напоминают выпады рапиристов. Чтобы понять, о чем идет речь в этих интеллектуальных диалогах, нам нужно каждый раз прилагать усилия. И в какой-то момент мы устаем от необходимости усваивать все эти парадоксальные утверждения. Избыток интеллектуальной игры, как выясняется, ничего не добавляет к нашему эмоциональному восприятию. Если закрыть книгу и спросить себя, о чем говорили Генри и Глэдис Монмаут, мы вряд ли что-то определенное скажем. Может, мы плохие читатели и не способны воспринимать интеллектуальную игру слов? Или к этому привели недостатки художественного метода? Или же возможности эстетизма не безграничны?
По призванию лорд Генри психолог, хотя как литературный образ он возник без влияния психологического анализа. Это тоже парадокс в духе эстетизма.
Лорд Генри, который отбирает Дориана у Бэзила, хорошо знает, боль наносит художнику, своему приятелю по Оксфорду. Но для него гораздо важнее его искра любопытства – потребность овладеть душой Дориана, что он и делает, этот Мефистофель-эстет. Самым удивительным является то, что лорд Генри осуществляет свою роль до конца. Как и у всякого циника, у него есть уязвимое место – собственная душа. Его покидает жена, такая же странная и оригинальная, как и сам лорд Генри. Но это новость Генри сообщает Дориану тоже в виде парадокса. Равнодушие ко всему чувствуется и в его отношении к неразгаданной смерти старого приятеля – художника Бэзила. Мастерство писателя заключается в том, что лорд Генри сначала выражает как-бы искреннее чувство, и мы начинаем верить в психологическую достоверность этого образа. Например, сообщение о своем разводе лорд Генри начинает из жалости. Но склонность парадоксов побеждает, и лорд Генри предстает в привычном амплуа. Он уверяет Дориана, что высшая ценность человека, которой, по его мнению, достиг Дориан, – это искусство жизни, то есть восприятие жизни с эстетической точки зрения, желания красоты и наслаждения. Внезапным и для Дориана, и для читателей является его вопрос – реминисценция из Нового Завета: “Какую пользу имеет человек, получив целый мир, а потеряв и… Как там сказано? Свою собственную душу? … “. Кажется, что сомнения заполнили Принца Парадокса относительно собственной жизни и своей теории, самое время покаяться и измениться, как мог бы это сделать герой реалистического произведения. Но нет! Оказывается, что объявленную фразу он только слышал от уличного проповедника в Гайд-парке, и этот эпизод показался ему чрезвычайно интересным с эстетической точки зрения. То есть лорд Генри остается эстетом до конца.
Страсть лорда Генри – это страсть ученого-исследователя. Он похож на тех фанатиков-ученых, для которых удовлетворение их страсти любой ценой составляет содержание жизни. Как бы лорд Генри жил в наше время, то мог бы стать знатоком теории и практики парадокса. Сфера его интересов – психология. Очень современная наука. Вот чем привлекает она лорда.
Принц Парадокс в романе становится пророком гедонизма, но не традиций. Это – гедонизм интеллектуальной игры. А что же означает термин гедонизм вообще? Он происходит от греческого слова, которое переводится как “наслаждение”. Согласно этой этической теории, возникшей в Древней Греции, высшей ценностью жизни есть удовольствие, наслаждение, радость, а стремление к наслаждению является целью жизни. Древнегреческий гедонист Аристиппа утверждал, что каждый из нас стремится к удовольствию, в чем бы оно ни заключалось, и это единственная ценность жизни. Древнегреческий философ Эпикур развил эту теорию. Условием жизни, лишенной страданий и полноты наслаждений, Эпикур считал освобождением людей от ужаса смерти. Дальнейшее развитие этой теории находим у французских философов XVIII века Гельвеция и Гольбаха, которые утверждали как основу морали личный интерес человека, для осуществления которого необходима организация общества по законам разума. Но очень быстро этот личный интерес превратился в жажду разбогатеть для наслаждения. Обогащение, наслаждение, вновь обогащения. А что дальше? Ведь задача, поставленная Эпикура – не решена. Общество, которое решает свои проблемы с помощью лозунгов современного гедонизма – личной инициативы в накоплениях денег ради самой жизненной радости, – обречено быть изначально прикованным к нерешенной проблеме смерти.
Но это философская, моральная сторона проблемы, что только косвенно касается романа великого английского писателя. И первый парадокс заключается в том, что мы не можем, не вправе оценивать роман Уайльда со стороны морали. Ведь об этом предупреждал сам автор. То есть, моральное осуждение безнравственности может быть частью реалистической художественной системы. Но мы договорились, что перед нами – роман нереалистичный. Почему же мы пытаемся оценивать его с позиций реализма? Почему мы стремимся применить методы и приемы психологического анализа характеров и обвинить персонажей “Дориана Грея” в аморализме? Поэтому внешне этот роман очень напоминает реалистичный, где характеры и типы развиваются по определенной логикой психологической эволюции. Однако только снаружи. Российский публицист Н. Чернышевский, оценивая “Севастопольские рассказы” молодого Льва Толстого, такой психологический прием раскрытия характера назвал “диалектикой души”.
Внезапная любовь Дориана Грея возникает и истекает неожиданно не только для читателей, но и для друзей главного героя. Абсурдным кажется, что страстно влюбленный юноша может в течение двух часов разлюбить любимого только потому, что она плохо исполняла роль Джульетты. Но, по убеждению эстетов, интерес вызывает только искусство, поскольку оно является первичным, тогда как жизнь – вторично. Дориан влюбляется не в реальную семнадцатилетнюю девушку-актрису, а в шекспировские роли, которые она талантливо выполняет. Он мечтает не как влюбленный, а как импресарио – о том, что создаст для нее свой собственный театр, который она прославит. И когда девушка, влюбившись в Прекрасного Принца, начинает играть плохо, Дориан испытывает страшное разочарование и отталкивает девушку.
Собственно, Сибилла Вейн нужна автору только как демонстрация принципиального положения эстетизма; реальная жизнь, настоящее чувство убивает искусство. В других аспектах эта девушка автора совершенно не интересует, как и его героя. Разделы, посвященные семье Уэйн – отношениям между матерью, сестрой, братом, – умышленно банальны. Ситуация в целом воспроизводит мотивы “Фауста”, где в роли Фауста выступает Дориан, Мефистофеля – Генри, Маргариты – Сибилла, Валентина – Джим Уэйн, моряк. Чтобы избежать аналогий, писатель варьирует “Фаустиану” в духе эстетизма: брата погибшей девушки убивает не герой, а случайный выстрел случайного лица. Такое изменение эффектнее своей театральностью, так же, как и средство, к которому удается испуганный Дориан. Ему двадцать лет ему хочет отомстить брат Сибиллы. Дориан уверяет моряка в том, что он – двадцатилетний юноша, который просто не мог знать его сестру. То есть первейшее требование к сюжетной коллизии – это их эстетизм, игровая, театральная эффектность, а не психологическая достоверность.
Смерть Бэзила, как и смерть Сибиллы Вейн, в романе Уайльда убавлена психологической достоверности. Во-первых, обе смерти недостаточно мотивированны. Когда Дориан решил показать портрет его автору, он не собирался убивать Бэзила. Мотивы убийства проясняются лишь в одном абзаце: ненависть к мастеру была навеяна внезапно самим портретом, который в то время уже зловеще изменился. В Дориане “проснулась бешенство затравленного животного”.
То есть никакой реалистической мотивировки, к преступлению в романе нет. Хотя надо признать, что значительное количество современных реальных убийств тоже не имеет никаких логических мотиваций, что отражает и современная постмодернистская литература. Но в романе Уайльда есть больше, чем немотивированное убийство. Автор достигает того, что к самой фигуре жертвы мы начинаем относиться не как к реальному живому человеку, а как к эстетическому феномену. Когда в романе лорд Генри обращается к тексту Нового Завета, он проектирует его на плоскость парадокса. В отличие от него, Бэзил делает это вполне серьезно.
Автор описывает мертвеца как марионетку, восковую фигуру, то есть придает этой ситуации несколько театрального окраса. Игровой момент сцены убийства отрицает психологическое сочувствие к жертве – ведь перед нами лишь кукла. Этой задаче служит и упомянутая деталь – длинные руки. Бэзил – маляр, а для малыша главным орудием труда является руки. Итак, убивая создателя, Дориан уничтожает это орудие отдельно от человека. Какое уж тут психологическое сочувствие!
Жаль, но симпатию Уайльда вызывает не жертва, а убийца. Это тоже один из эстетических парадоксов романа. Жертва всегда выступает в игровом круге ненастоящей жизни. Да, мы не можем сочувствовать несчастной Сибилле Вейн в сцене ее последнего свидания с Дорианом. Ее поведение напоминает аффект актерской игры – Сибилла играет уже не шекспировскую героиню, а она сама. Она выстраивает мизансцены сценического образа.
В литературном произведении, написанном на основе эстетизма, обязательно должны быть произведения искусства. Это и сам Портрет Дориана, и представления с участием Сибиллы, и музыка Шопена, которую играет Дориан лорду Генри. Дориан Грей коллекционировал музыкальные инструменты, слушал оперы Вагнера, увлекался драгоценными камнями и красивыми легендами о нем.
Для лучшего понимания романа есть книга, подаренная Дориану лордом Генри в начале их знакомства. Книга не названа автором.
Стиль книги похож на стиль французских символистов. “Это была книга, которая отравляет”. От ее влияния Дориан много лет не мог освободиться.
Какую же книгу подарил лорд Генри Дориану? Намеки в очень подробном пересказе ее содержания и стиля свидетельствуют о том, что это могло быть известное произведение позднего французского романтизма 30-х годов XIX века “Исповедь сына века” (1836) Альфреда де Мюссе. В романе писатель описывает типичную трагическую историю одного из представителей “растраченного по поколения”, рожденного во время Французской революции.
“Портрет Дориана Грея” – произведение настолько эстетический, что в его содержании находят место даже литературоведческие (шире – искусствоведческие) развертки. Тщательный анализ книги, похожей, возможно, на “Исповедь сына века”, свидетельствует о том, что автор считал разговор об искусстве и художественные произведения составной частью художественной структуры собственного романа.
Дориан Грей был “отравлен” искусством как он его понимал. Зло стало для него одним из средств достижения того, что он считал красотой жизни. Перед смертью Дориан говорит об этом лорду Генри, но тот лишь смеется. По его мнению, “искусство не имеет влияния на поступки человека, даже парализует желание действовать. Оно в высшей степени бесплодно. Книги, которые мир считает не моральными, только показывают миру его же надругательство, и все”.
Или же все? Финал романа словно дает ответ на этот вопрос. Дориан приходит к выводу, что молитва к Богу со Старого Завета “Накажи нас за беззакония наши” лучше молитвы Иисуса “Прости нам грехи наши”. Он желает быть наказанным, и в конце наказание падает на его голову. Но он иллюзию относительно собственного раскаяния, что якобы позволит начать новую жизнь. Чем же иллюзия? Действительно искренне раскаивается убийца? Конечно, нет. Он скорее само оправдывается, ведь даже смерть Бэзила потеряла в его глазах какое-либо значение. Такое раскаяние не принимается Богом.
Дориан понимает, что единственный хороший поступок в его жизни был только лицемерием: ему было интересно носить маску добра и честности. То есть и в этом он выступает как правоверный гедонист: прежде всего его, интересуют собственные перевоплощения и собственные ощущения. Он смотрит на все, даже на себя, сбоку, словно размышляя, насколько это красиво сыграно. Автор дает возможность своему герою “красиво сыграть” собственную смерть…
Роман “Портрет Дориана Грея” является для нас произведением, последовательно раскрывает поэтические принципы эстетизма. А его автор является последовательным мастером теории и практики эстетизма.
(2 votes, average: 5.00 out of 5)Анализ романа Оскара Уайльда “Портрет Дориана Грея”